Корейский вопрос, или новые приключения Штирлица

ПРОЛОГ
Страна развитого социализма

За окном ходили охранники и часы на Спасской башне Кремля. Все охранники были в милицейской форме и, чтобы не выделяться из толпы, имели хмурые лица. Цоканье подкованных каблуков звучало гораздо громче тиканья часов, но внезапно часы встрепенулись и громко пробили полдень.

— Послушай, Сусликов... — молвил развалившийся в мягком кресле Генеральный Секретарь.

Суслов отвернулся от окна.

— Я не Сусликов, Леонид Ильич, я — Суслов, — вежливо, стараясь не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.

— Послушай, Суслов, — не обиделся Леонид Ильич, — а как там поживает наш лучший советский разведчик Штирлиц?

— Он на пенсии, Леонид Ильич.

— Как на пенсии? — удивился Брежнев. — И сколько же ему лет?

— Около семидесяти.

— Мне тоже уже давно около семидесяти, а я все еще на своем посту! Если человек нужен Партии, Родине и делу Мира, какое право он имеет уходить на пенсию?

— Вы совершенно правы, дорогой Леонид Ильич!

— Надо найти товарища Штирлица. Для него нашлось новое, чрезвычайно важное задание!

— Будет исполнено, найдем! — подобострастно кивнул Суслов и вышел из кабинета.

А за окном ходили охранники в милицейской форме и часы на Спасской башне Кремля.

ГЛАВА 1
Русский разведчик на пенсии

— Максим Максимыч, твой ход! — азартно выкрикнул старик Панкратыч, взмахнув длинными руками.

Все пенсионеры терпеливо уставились на названного в ожидании — какую кость он выложит на стол?

Максим Максимыч Исаев был пожилым крепышом, с открытым волевым лицом и бдительными глазами разведчика. Он действительно всю свою жизнь провел в контрразведке, более того, это был лучший разведчик всех времен и народов, человек-легенда. Расскажи об этом его партнерам по домино, они бы только посмеялись и не поверили. Легенда не может сидеть возле дома и курить со стариками на лавочке.

Выйдя на пенсию, Исаев до сих пор чувствовал себя засекреченным агентом. Никто из его приятелей пенсионеров не знал, кто он есть на самом деле. Бытовало мнение, что в годы войны Максим Максимович длительное время был в немецком тылу, поскольку, выпив, говорил исключительно по-немецки. Эта особенность, да еще сдержанный, невозмутимый нрав привели к тому, что соседи прозвали его в шутку "Штирлицем", на что Исаев никак не реагировал, потому что привык. Это и было его имя.

Штирлиц взъерошил свои еще густые волосы и, грохнув о стол ладонью, хрипло сказал:

— Рыба!

Старики повскакивали с лавочек и стали возбужденно обсуждать, как надо было ходить, а как не надо до того, как Штирлиц сделал "рыбу". Штирлиц ухмыльнулся, встал из-за перекошенного стола, сколоченного под открытым небом из занозистых досок, собрал в карман со стола монетки, потянулся и захотел пива.

— Панкратыч, одолжи рубль до понедельника! Я отдам!

— Извини, Максим Максимыч, — старик Панкратыч развел своими длинными руками, — я на мели.

— Все вы тут на мели, — буркнул Штирлиц, — как пароходы в луже!

Может быть у кого-нибудь здесь и был рубль, но просить его у бережливых стариков было бесполезно. Отдавать долги Штирлиц считал ниже своего достоинства.

Легендарный разведчик взял свой костыль, прислоненный к дереву, и побрел домой, где, как помнится, у него стояло на балконе несколько пустых бутылок.

Лифт, как было заведено в стране развитого социализма, не работал. Штирлиц, болезненно кряхтя, стал подниматься по лестнице на пятый этаж. Проходя мимо почтового ящика, он даже не обернулся. Газет он не выписывал, потому что почту воровали, и не читал, опасаясь испортить зрение мелким шрифтом. Работая в разведке, он и тогда избегал всяческих шифровок и мелкого убористого почерка. А что касается писем, так их никто ему не писал, ибо Штирлиц был круглый сирота.

Открыв отмычкой дверь своей квартиры, Штирлиц прошел на балкон, где, покопавшись в куче разного хлама, извлек пять пивных бутылок. У одной было отбито горлышко и Штирлиц, покачав головой, запустил ею с балкона.

— Вот ведь зараза! — сердито молвил Исаев. — Тут едва на одну бутылку наберется, а мне хочется как минимум пять!

Как Герой Советского Союза, Штирлиц получал персональную пенсию, но и эта пенсия разлеталась в две недели. Ему вспомнилась его молодость, прошедшая в Германии сороковых годов. Денег можно было стрельнуть в Рейхе у любого, все знали Штирлица в лицо и давали не только быстро, но и как бы охотно. Да и "Центр" ежемесячно подбрасывал кругленькие суммы на вербовку агентов. Золотое время! А какое было в Германии пиво!.. Теперь там социализм, и пиво, наверное, социалистическое...

Штирлиц сглотнул старческую слюну, побросал бутылки в авоську и неспешно двинулся в магазин. Бутылки он решил сдать, а на вырученные деньги посетить пивную "Красная шапочка".

В городе, как кирпич на голову, стояла ранняя весна, апрельское небо все еще было затянуло свинцовыми облаками, но на деревьях уже проклевывались острые листочки, подобные зеленым буденовкам.

Штирлиц шел по улице, старательно обходя лужи, но не прохожих. Если кто-нибудь из встречных подворачивался ему под локоть, того Штирлиц с ворчанием толкал прямо в грязь:

— Ну, чего толкаетесь-то? Думаете, раз человек стар, то можно его и с асфальтом сровнять? А я за вас воевал! Кровь свою проливал на чужбине!

На вид Штирлиц вовсе не казался старым, а имел вид пьяного работяги. Возражать такому было опасно - кому охота нарваться на ответный поток матерной брани, а то получить по морде, на что советские работяги большие мастера? Глаза у Штирлица были задумчивыми — такой как даст по голове, очень даже запросто.

Постукивая костылем, русский разведчик вошел в винный магазин, где толпилась неорганизованная толпа галдящих граждан, прорывающихся к прилавку.

Костыль, кстати, у Штирлица был особенный. Его подарил знаменитому советскому агенту сам Никита Сергеевич Хрущев. Палка костыля была выполнена из красного дерева, внутри — полая и залита свинцом, а массивный загнутый набалдашник — из красной меди. Красный цвет очень нравился Штирлицу. Во-первых, красиво и по-пролетарски, во-вторых, не видно крови, если дать кому-нибудь по голове.

Не обращая внимания на очередь, словно он шел по пустынному пляжу, Штирлиц пробился к продавщице и уверенно выставил на прилавок свои бутылки.

— Куда без очереди? — препротивным голосом заорал на него здоровенный и красномордый детина с пудовыми кулаками. — В репу захотел, старикан?

— Это ты мне? — язвительно поинтересовался Штирлиц, становясь к нему в пол-оборота.

— Тебе, старый козел!

Штирлиц ядовито ухмыльнулся, давно уже на него так не нарывались.

— Я — не козел! — процедил сквозь зубы вежливый Штирлиц. — Я — Герой Советского Союза, ветеран войны! Мне не только можно, но и нужно брать все без очереди!.. Спасибо, милая, — Штирлиц принял от продавщицы мелочь и снова повернулся к здоровяку. — Понял, засранец?

— Все вы ветеринары! — не унимался здоровяк. — Небось в тылу отсиживался, да консервы американские жрал, а теперь без очереди лезет! У меня у самого отец воевал!..

Теперь, когда Штирлиц избавился от стесняющих его бутылок, которые в пылу спора могли разбиться, и засунул мелочь в карман, лицо его разительно изменилось. Прищурившись, словно прицелившись из нагана, он с размаху дал своим примечательным костылем в орущую красную морду. Удар профессионала тут же прекратил зловонные потоки брани, детина повалился на пол, и толпа стала спешно его затаптывать, чтобы оказаться поближе к прилавку. В который раз Штирлиц убедился, что костыль гораздо сподручнее, чем любимый кастет.

Бывший разведчик не стал ждать, когда в винном начнется драка между агрессивными алкашами, и поспешно вышел из магазина. Лет двадцать назад, он, может быть, устроил бы там антиалкогольный погром, но сейчас решил не разменивать свою жизнь на такие мелочи.

— Девяносто две копейки, — пересчитал он мелочь из кармана. — Всего на четыре кружки! Вот ведь черт, а до пенсии еще целая неделя!

Штирлиц еще что-то бубнил себе под нос, а ноги уже сами несли его знакомой дорогой в пивную.

Пройдя мимо двух розовощеких пионеров, Штирлиц посетовал, что подрастающее поколение совсем перестали воспитывать. Давно уже Штирлица не приглашали в школы на "встречу с ветераном", а эти встречи для него были небольшим подспорьем — во время рассказов можно было пить чай с пряниками и вареньем, таким образом сэкономив пару рублей.

Здесь мысли Штирлица автоматически вернулись к занимательному вопросу — почему ему платят такую маленькую пенсию? Ответ на этот вопрос Штирлиц знал. Лично ему могли бы дать любую, но тогда вокруг всем стало бы обидно и завидно, а это уже никак недопустимо в стране всеобщего равенства.

ГЛАВА 2
Штирлиц в поисках премии

В пивной было грязно и накуренно, но посетители этого уже давно не замечали. В воздухе висел тошнотворный запах: коктейль пива, воблы и пота отдыхающих труженников. По облезлым и давно не крашенным стенам, ничуть не таясь, маневрировали когорты крупных тараканов. Посетители и тараканы мирно сосуществовали под одной крышей.

— Сегодня пиво разбавляют или не доливают? — деловито спросил Штирлиц, входя в заведение.

— Разбавляют! — ответили ему хором пьющие мужички. — И не доливают!

Штирлиц поприветствовал знакомых, которые пропустили его без очереди к пивному автомату, и залил четыре кружки.

Прихватив несколько соленых баранок, Штирлиц встал у дальнего столика, и только там как следует огляделся. Опять сработала его многолетняя привычка проверять, нет ли за ним хвоста.

Штирлиц глазом опытного резидента определил контингент посетителей. Слева от него четверо молодых парней потихоньку разбавляли пиво водкой и говорили о парадоксах самиздатовской литературы. Пятый, интеллигентного вида очкарик, что-то бурча себе под нос, чистил дохлого окунька, видимо, найденного здесь же. За соседним столом справа веселая компания обсуждала достоинства какой-то блондинки, с которой все были в каких-то запутанных отношениях. В другой компании забавлялись тем, что по очереди рассказывали друг другу похабные анекдоты и громко ржали, поощряя друг друга, хотя почти все анекдоты были абсолютно несмешными. Изредко, правда, попадался хороший анекдот о разведчике Штирлице.

— Идет Штирлиц по коридору, а на встречу ему Борман, — взахлеб рассказывал один из компании. — Штирлиц, вы еврей? — спрашивает Борман...

"И это знают", — усмехнулся Штирлиц. Он уже давно привык к своей популярности и чувствовал себя народным героем. Однажды даже пошутил — "Народ и Штирлиц — едины". От упоминания своего имени Штирлиц всегда улыбался.

Он отхлебнул от кружки большой глоток, потом повернул голову налево, улыбка сползла с его лица, Штирлиц остолбенел.

Возле самой стены, в полумраке, все такой же толстый, лысый, с отвисшими щеками и слюнявыми губами стоял... Борман!

От неожиданности Штирлиц икнул и залпом выпил кружку.

"Это Борман или только похож на Бормана?" — спросил себя Штирлиц.

Борман прислушивался к очередному анекдоту, тихо хрюкал и отпивал из кружки маленькими глоточками.

"Точно Борман! — убедился Штирлиц, услышав так знакомое ему хрюканье. — Но что он тут делает? Неужели решился приехать интуристом? Нет, интурист не зашел бы в этот пивняк. Этот пивняк засекречен, его и местные-то не все знают... Неужели этот фашист живет здесь, в Советском Союзе?"

Ничего не подозревающий толстяк, в котором Штирлиц признал Бормана, достал кошелек и стал выуживать из него скомканный рубль, намереваясь взять еще пива.

"Умно, — похвалил Бормана опытный разведчик. — В то время, как этого гада ищут по всему белому свету, он прячется там, где его меньше всего будут искать! В Москве!"

Потрясенный ожившим призраком Бормана, Штирлиц выпил еще одну кружку, да так, что и сам не заметил этого.

"И куда только смотрит КГБ? Оголтелый нацист, зарвавшийся убийца разгуливает по улицам, а всем по-фигу! Надо бы настучать, куда следует."

Штирлиц был патриотом. Решив заложить Бормана, он с хрустом надкусил баранку и запил ее третьей кружкой. На душе его потеплело.

"А что, хорошая мысль! — похвалил он себя. — Денег ни хрена нет. Если я сдам Органам такого важного преступника, неужели они не отвалят мне премию? Наверняка за такие вещи дают какую-нибудь специальную премию... Имени Павлика Морозова, например... А ведь я еще дома знал, что четырех кружек мне не хватит, надо по крайней мере пять! Вот ведь, как предчувствовал!"

Разведчик опрокинул последнюю кружку, наблюдая как по стенкам стекают остатки пива, и решительно выскочил из пивной. Конечно же, у него была уже не та хватка, что раньше, но профессионал и на пенсии остается профессионалом!

— Стоп! — осадил себя Штирлиц. — А вдруг, пока я буду бегать за чекистами, гад Борман возьмет и смоется? Нет! Надо остаться и выследить, где эта свинья нашла себе логово!

Штирлиц присел на скамейку под деревом, закурил "Беломорину" и стал терпеливо следить за выходом. Ждать пришлось недолго. Минут через сорок Борман, ковыряя в зубах обгоревшей спичкой, вышел на свежий воздух и, покачиваясь, зашагал по улице. Штирлиц незаметно пошел за ним след в след, даже если Борман наступал в лужи.

Бывший партайгеноссе, как ни в чем не бывало, посетил продуктовый магазин, где без очереди, помахивая какой-то книжечкой, купил докторской колбасы, два пакета вчерашнего молока и черного хлеба.

Потом постоял у газетного стенда, читая статью в "Правде".

Прочитав и неопределенно хмыкнув, сел в троллейбус и проехал ровно две остановки.

Размахивая сумкой с продуктами во все стороны и ни разу не обернувшись, Борман вошел в пятиэтажную "хрущебу", поднялся на второй этаж и скрылся в квартире.

— Квартира номер восемь, — запомнил Штирлиц и предусмотрительно записал номер на ладони. — Ничего не боится гад! Ну-ну! Посмотрим, что ты запоешь на Лубянке!

Через полчаса Штирлиц был в своей альма-матер. Показав часовому удостоверение Почетного Чекиста, Штирлиц прошел в приемную, проскочил мимо изумленной секретарши и без стука вошел в кабинет какого-то генерала.

— Товарищ, вы кто? — строго спросил генерал.

— Я — Штирлиц! У меня дело особой важности! Пришел сообщить, что встретил в Москве бывшего партайгеноссе Бормана!

— Штирлиц? Вы — тот самый Штирлиц?

— Вот именно! Тот самый Штирлиц, и встретил того самого Бормана! Дайте мне двух чекистов с двумя заряженными наганами, через полчаса я приведу к вам этого ублюдка!

— Одну минуту, товарищ Штирлиц, присаживайтесь...

Генерал взял телефонную трубку и набрал двухзначный номер.

— Юрий Владимирович? Задников вас беспокоит... Нашелся Штирлиц, которого вы приказали разыскать. Да нет, не из вытрезвителя, сам пришел! Так точно! Слушаюсь, будем ждать...

Штирлиц непонимающе посмотрел на генерала Задникова.

— Вам удобно? - спросил генерал, честно глядя на Штирлица. — Кофе хотите?

— Какой, в задницу, кофе, когда Борман на свободе!? Я его еще в годы войны два раза пытался взорвать динамитом, а вы тут расселись как на именинах!.. А так, кофе, конечно, хочу!

Генерал, не обидевшись на тираду Штирлица, нажал кнопку на селекторе и заказал:

— Три кофе.

— А третий кому? — спросил Штирлиц, закидывая ногу на ногу.

— Третий для меня!

В дверях появился суровый человек в штатском.

— Юрий Владимирович! — вскочил генерал. — Вот он, тот самый Штирлиц.

— Андропов, — представился шеф КГБ.

— Штирлиц, — разведчик пожал протянутую руку.

Генеральская секретарша внесла поднос с дымящимися чашечками кофе. Никто из мужчин не сказал ни слова, пока она не ушла.

"Немая, наверное", — подумал Штирлиц и с уважением посмотрел на Андропова.

ГЛАВА 3
Борман никому не нужен

— Искренне рад, что лично познакомился с вами еще при жизни, — витиевато произнес Юрий Владимирович. - Вы ушли на пенсию во времена моего предшественника, я уж думал, не судьба! Для меня это большая честь — лично познакомиться со знаменитым разведчиком Штирлицем!

Юрий Владимирович говорил с такой неподдельной искренностью, что на мгновение у Штирлица даже промелькнула мысль - не хочет ли он взять у него автограф?

Андропов хотел, но потом решил, что автограф Штирлица можно будет выдрать из его досье.

— Да будет вам обо мне! — бросил Штирлиц. — Пора бы вам лично познакомиться со знаменитым фашистским палачом Борманом!

Выпалив последнюю фразу, Штирлиц осторожно отпил глоточек кофе. Кофе был ароматным и вкусным, как раз таким, к какому он привык в Германии. Вернувшись на Родину, разведчик почему-то перестал употреблять этот напиток.

— Что нам до Бормана? Борман нам ни к чему, — ласково покачал головой Андропов. — Нам именно вы нужны!

— Как это, ни к чему! — патриотично возмутился Штирлиц. — Ну знаете ли!..

— Борман был советским разведчиком, только еще более законспирированным, чем вы. Настоящая его фамилия Сидоров.

Штирлиц поперхнулся.

— Да, да, — подтвердил генерал. — Неужели вы думаете, что в Рейхе на нас работал один Штирлиц?

— Честно говоря, я и до сих пор так думаю, — обидчиво сказал разведчик. — Кроме меня там были только идиоты и садисты.

— Многие только притворялись садистами, чтобы никто не заподозрил в них наших агентов. В нашем деле, знаете ли, приходится идти на компромиссы, — вежливо сказал Юрий Владимирович.

— Хитро! — признал Штирлиц. — А Адольф Гитлер не из наших?

— Гитлер? Нет.

— А я так и думал! — Штирлиц снова отпил кофе. — Ну, и зачем я вам понадобился?

— Для вас, товарищ Штирлиц, снова есть важное задание. Родина без вас, как без рук.

— В тылу врага?

— Нет. В тылу друга. Надо помочь корейским товарищам. У них там возникли бо-ольшие проблемы.

Штирлиц допил кофе и похвалил:

— Кофе у вас что надо!

— Турецкий, — доложил генерал Задников. — Еще изволите?

— Не откажусь, — и Штирлиц придвинул к себе чашечку генерала. — Ну, и какие у них там проблемы?

— Видите ли, сведения эти совершенно секретные! Даже я, руководитель Органов, не знаю в чем суть дела. Давайте мы с вами вот что сделаем! Давайте мы сейчас поедем в Кремль, к товарищу Брежневу, он вам все и расскажет. Он один в курсе дела.

— К Брежневу? Хорошо, поедем к Брежневу, — согласился Штирлиц, вставая. — Надеюсь, там покормят?

ГЛАВА 4
Задание для Штирлица, а повару — медаль!

Дверь была обита красным бархатом и позолочена. Сначала за нею послышалось чье-то посапывание, потом появился и сам Генеральный секретарь в расшитой косоворотке.

— А! Это и есть наш легендарный герой Штирлиц! — воскликнул Брежнев, горячо пожав руку разведчику и смачно чмокнув его в заросшую щеку. — Наслышан, наслышан! Совсем недавно смотрел про тебя фильм. Что-то ты не сильно на себя похож? Постарел, что ли?

— Старость — не радость, — нашелся Штирлиц и тоже звонко поцеловал Брежнева в щеку.

— Это точно, — осклабился Леонид Ильич. — А фильм хороший про тебя сняли. Правдивый. Сусликов!

— Я не Сусликов, а Суслов, — поправил Суслов.

— Да, Суслов. Надо бы дать этому артисту... как там его... ну, который Штирлица играл, звание народного...

— Да он и так народный.

— Ну, медаль...

— Медаль дадим, — пообещал Суслов.

— А настоящему Штирлицу, вот этому — Героя Советского Союза. Страна должна знать своих героев в лицо.

— Он и так Герой, — вставил Андропов.

— А, здравствуй, Антонов, я тебя что-то не сразу заметил, — Брежнев полез целоваться к руководителю КГБ. Андропов брезгливо уклонился.

— Ну, гости дорогие, — добродушно повел рукой Генеральный Секретарь, — раз вы все здесь, прошу за стол!

Гости прошли за красную дверь и оказались в другой зале. Не трудно было заметить, что длинный стол уже сервирован и накрыт роскошно.

Штирлиц прошел к столу и увидел в хрустальной вазе икру. Штирлиц уже давно не видел икры, поэтому, едва присев, сразу взял кусок хлеба и толстым слоем намазал бутерброд сначала черной, а потом красной. Симпатичная горничная, напомнившая Штирлицу одну из его многочисленных радисток, налила дорогому гостю душистой водки.

— Хорошо у вас тут, Леонид Ильич, — заметил Штирлиц. — Ваше здоровье!

И опрокинул рюмку.

— Спасибо, — сказал Леонид Ильич и, насупив брови, опрокинул рюмочку тоже.

Штирлиц забрал у девушки бутылку и налил себе еще.

— И шнапс у вас ничего! — похвалил он. — Разве сравнишь с немецким! Помню, пили мы в Рейхе, ну такая гадость! Только у нас в России могут делать такой вкусный и нажористый!

— Из личных погребов, сам настаивал, — обрадованно засопел Брежнев. — Рекомендую отведать ломтик от поросенка. Смотри, какая румяная корочка!

Долго Штирлица просить не пришлось. Он пододвинул блюдо с поросенком к себе и приступил к его уничтожению. Как ломтик, так и весь поросенок, что и говорить, были восхитительны!

— Ваш повар — молодец! — с забитым ртом обронил Штирлиц.

— Ну так! — многозначительно молвил Брежнев, с умилением глядя на бывшего разведчика.

Было чему подивиться — Штирлиц поглощал провизию, не останавливаясь ни на минуту, даже чтоб откашляться. Он в два счета обглодал поросенка, сожрал целую вазу салата, похватал с китайского блюда пельменей, щедро запивал все это водкой. Последнюю он без особых раздумий, смешивал с армянским коньяком, ничуть при этом не страдая.

Брежнев, Суслов и Андропов смотрели на него с изумлением.

"Кто хорошо ест, тот хорошо работает," — думал шеф КГБ.

"Хорошо, что не Штирлиц у нас Генеральный Секретарь, — думал Суслов. — Штирлица бы народ не прокормил."

"Неужели народ у них так голодает?" — мог бы подумать Генеральный секретарь, но не подумал.

— Да, повар-то у нас ничего! — после долгого молчания произнес Брежнев. — Сусликов!

— Я — Суслов!

— Повару надо дать медаль.

— Так точно!

Наконец, Штирлицу показалось, что он сыт. Разведчик потянулся, ухватил с вазы яблоко и отодвинулся от стола.

— Можно подавать десерт! - оглянулся он на горничную. — Мне тройной кофе в большую чашку. И чтобы ложечка была серебрянная.

— Леонид Ильич, — сказал Андропов. — Надо бы поговорить о деле.

Штирлиц осоловело посмотрел на Андропова и мягко осадил шефа КГБ.

— О деле надо говорить после десерта, когда мы перейдем на мягкий диванчик и закурим гаванские сигары.

Андропов нахмурился, бросая осторожный взгляд на Брежнева.

— Дело говорит, — вяло кивнул тот. Андропов вздохнул.

Молоденькая прислуга унесла грязную посуду и объедки, сменила скатерть, заляпанную Штирлицем, и принесла десерт. Штирлиц получил заказанную чашку кофе, хлебнул, зажмурился от удовольствия и взял в ладонь огромный кусок шоколада.

— Помню, в столовой Рейха продавался отменный шоколад, — доверительно сказал он Брежневу. — Жаль вас там не было, а то попробовали бы.

— Сусликов...

— Суслов я, товарищ Брежнев!

— Ну, Суслов, какая, хрен, разница? — Брежнев глянул на своего приятеля. — Слушай, может мне книжку написать о том, как я работал в немецком тылу с товарищем Штирлицем? Один из нас — резидент, весь засекреченный, работает под прикрытием, а другой у него — агентом. Или наоборот...

— Но вы же не работали в немецком тылу! — возразил Суслов.

— Я и на Малой Земле не работал, — возвразил в ответ Леонид Ильич. — Подумай об этом, Сусликов... Хорошая книжка может получиться... Слышь, Штирлиц, анекдот знаешь?

— Ну?

— Идет по коридору Леонид Ильич, а навстречу ему — Пельше.

"Товарищ Плейшнер, вы, случайно, не еврей?" — спрашивает Леонид Ильич...

— Товарищ Брежнев! — снова возник Андропов. — Надо бы о деле поговорить, а то темнеет уже!

— О каком еще деле? — удивился Ильич.

— О секретном задании, которое надо поручить товарищу Штирлицу. Чтобы он его выполнил. Для корейских товарищей!

— Ах, да! Как же, секретное задание! — Брежнев с трудом поднялся с диванчика и взмахнул рукой. - Пройдемте, ребята, в мой рабочий кабинет. Слышь, Штирлиц, у меня такой кабинет — закачаешься!..

ГЛАВА 5
Контуры важного задания

Все прошли в кабинет Брежнева. Это был просторный зал, в котором можно было бы давать бал-маскарад с фейерверком. В центре зала стоял обставленный чернильницами и телефонами рабочий стол Леонида Ильича. Телефоны эти никогда не звонили, а в чернильницах плескались мухи, впрочем, и ими никогда не пользовались. На селекторе работала только одна кнопка, ее нажимали, когда Генеральному секретарю требовалось подкрепиться. Он ее, кстати, и нажимал.

Вокруг этого удивительного стола стояли мягкие диванчики, на одном из которых тут же оказался Штирлиц. В зале царил приятный полумрак, в колонках тихо поигрывал старина Моцарт, навевая лирическое настроение. Штирлиц с громким хлюпом отхлебывал из фарфоровой чашечки ароматный кофе.

— Ну, теперь можно и о делах поговорить, — разрешил он.

— Андреев, — сказал Леонид Ильич, обращаясь к Андропову, — Расскажи товарищу разведчику о деле.

— Но, Леонид Ильич, — Андропов вежливо улыбнулся, — это же дело государственной важности, о нем знаете только вы, так как оно очень секретное.

— Что ты говоришь? — удивился Брежнев. — Что-то я о нем ничего не знаю! А почему?

— Понятия не имею, я думал, вы в курсе, — молвил Андропов, пожимая могучими плечами чекиста. — Разве корейский посол вам ничего о нем не сказал?

— Нет, — Брежнев сдвинул брови к переносице и пошамкал челюстью. — Ни слова не сказал, негодяй.

— Надо было ему иголкой под ногти, — добродушно посоветовал Штирлиц, — сразу бы все и выложил!

— Напрашивается вот какой вывод, — вмешался Суслов. — Задание настолько секретное, что о нем вообще никто не должен знать. Я думаю, товарищу Штирлицу имеет смысл направиться в Корею, встретиться там с товарищем Ким Ир Сеном и до тонкостей у него все узнать. Тогда он сможет выполнить это секретное задание!

— Сусликов дело говорит, — похвалил Брежнев. — Андронов, надо бы Штирлицу выделить одного или двух помощников из твоего ведомства.

— Выделим, Леонид Ильич, — кивнул шеф КГБ. — Я Штирлицу готов десятерых дать! Заодно поучатся, как надо работать.

— Эй, остановите каток! — воскликнул Штирлиц, которому вовсе не улыбалось, чтобы за каждым его шагом следили молодцы Андропова. — Мне помощников не надо! Я плохо срабатываюсь с людьми, у меня характер скверный!

— Да будет вам, Исаев! У вас просто ангельский характер! — с глумливой улыбочкой заметил Суслов.

— И кроме того, — продолжал аргументировать Штирлиц, — я — профессионал! Зачем мне кто-то нужен еще?

— Ну и что? — спросил Брежнев. — Я тоже профессионал, и у меня есть помощники... Вот, Сусликов, например... Нет, Штирлиц, без помощников нельзя. Корейцы могут не так понять. Скажут, Брежнев такой жмот, людей для нас пожалел...

— Ну тогда, — Штирлиц пошел на компромисс, — давайте я возьму себе в помощь Бормана.

— Одного?

— Он десятерых стоит. Главное у Бормана — это воображение! К тому же, он мой старый знакомый, с ним мне будет намного легче выполнить такое тяжелое и ответственное задание.

— Борман... Какая странная фамилия, — протянул Леонид Ильич. — Он что, еврей?

— Нет, он немец, — сказал Штирлиц.

— Русский он, — добавил Андропов. — Сидоров его фамилия.

— Это хорошо, что не еврей. Ты, Штирлиц, долго жил в Германии, небось не любишь евреев-то? Все фашисты их страсть как не любили.

— Я интернационалист! — возразил Штирлиц. — Я никого не люблю!

— Значит, еврейский вопрос тебя не волнует?

— Ясный пень! Меня и женщины уже не волнуют!

Глубокомысленно покачав головой, Брежнев обратился к Суслову:

— А этот еврей со сложной фамилией Солженицын, которую я никак не могу запомнить, пишет, что это очень животрепещущий еврейский вопрос в нашей социалистической стране... Вот ведь врун!

— Нас сейчас больше волнует корейский вопрос, — сказал Андропов, переводя разговор в деловое русло.

— Дык, кто спорит? — согласился Леонид Ильич. — Корейцы, они тоже, того... как евреи...